Лев Толстой как зеркало

1.
Часто говорят: родина – это как родители. Ни родину, ни родителей не выбирают.
Но это не совсем верное сравнение.
Во-первых, любой человек рано или поздно обзаводится собственной семьей и покидает своих родителей; навещает их, помогает им, но не живет в их доме, под родительской властью. Больше того, если некто живет с родителями уж слишком долго, то считается, что у этого человека какие-то психологические и социальные проблемы.
Но самое главное различие – вот в чём. Родители (за исключением совсем уж романических ситуаций) всегда одни и те же. Даже когда состарятся – это те же самые люди. Постарев, человек не теряет свои аттестаты и ордена, место и дату рождения, не отказывается от своей бабушки и не превращается из Петра Ивановича в Викентия Макаровича.
А вот родина… Представим себе русского человека, родившегося в 1910-м и умершего в 1995 году.
Этот крепкий старик родился и успел пожить в Российской Империи (даже кое-что запомнить успел!), потом вдруг оказался в Республике России, потом – в Советской России, потом в коммунистическом СССР, и уж на закате лет – в демократической Российской Федерации.
Границы всякий раз менялись. Да и политика тоже. Учебники истории переписывались. Города и улицы переименовывались. Литературные классики чередовались. Отменяли букву «ё» и вводили снова. Затопляли водохранилищами родные деревни. Запрещали частную торговлю и свободную прессу, потом разрешали. Уничтожали церковь – возрождали церковь.
Где же инвариант родины? Существует ли он вообще?

2.
Родина – это довольно сложная конструкция. Это одновременно:
Территория с (более или менее) определенными границами и привычными способами передвижения, что дает ощущение «своей страны».
Ландшафт и климат, привычный пейзаж и привычная погода.
Язык – в разной степени богатства и рафинированности
Культура, как вписанная в язык и ландшафт, так и существующая отдельно от них (литература, фольклор, архитектура – но живопись, скульптура, или тексты, в силу обстоятельств созданные на другом языке – например, письма Пушкина на французском).
Житейские обычаи – то есть устройство семьи и круга общения; социальные навыки; пищевое поведение и застольные манеры, более или менее определенный рисунок жизненного пути, и нечто, что мы называем «национальным характером».
Люди – семья, круг друзей, соседей, уважаемых личностей ныне или в истории.
История страны как ценность, ее славные и бесславные страницы.
Политический режим, зачастую воплощенный в отдельных личностях.
Наконец, законы государства.
Все это – родина.
Нельзя путать страну с правительством. Хотя страны без правительства тоже не бывает, это надо честно признать. (Замечу в скобках: если в стране нет вообще никакого правительства, из такой страны надо срочно уносить ноги).
Главное же – можно любить одни компоненты, а другие – просто едва терпеть. Можно терпеть любое правительство ради милого сердцу пейзажа, звуков родного языка и знакомых лиц на улицах города, можно призывать себя «слушать музыку революции», а можно с ужасом бежать из страны, где власть захватила пьяная матросня под руководством подкупленных немцами полуинтеллигентов. Можно знать наизусть всего «Онегина», а можно косноязычно блякать через каждое слово – но при этом любить родину, да, да, да!
Не надо делать культа из своей личной любви к родине. Не надо навязывать свой способ любви – другим.
Кто сильней любил Россию? Набоков-старший или Чичерин? Деникин или Фрунзе? Бунин и Шмелев или Бабель и Фадеев?
Тем более что любовь русских писателей к родине часто совершала удивительные пируэты – взять, к пример, судьбы Блока и Горького…

3.
Пожизненный контракт без права расторжения, заключенный без ведома человека, прямо в момент его рождения – вы бы согласились на такое?
Конечно, нет.
Потому что такой контракт называется «рабство». Раб, сын раба и отец раба – Господи, тоска-то какая смертная!
Вот что имел в виду Лев Толстой, когда написал «патриотизм – это рабство».
Никакой идеологии.
В чистом виде институциональный анализ.